Олег Аронсон – о кино как экспонате

21 февраля 2019 г.Денис Каменщиков
Олег Аронсон – о кино как экспонате

Музеи давно используют в своих экспозициях кино и видеоматериалы. Кино давно присутствует в музее на правах «местного жителя». Однако взаимоотношения их складываются сложным образом – в этом уверен философ и киновед Олег Аронсон, автор лекции-экскурсии «Кино против музея», прошедшей 8 февраля в рамках проекта «Museum / Media. Понимание медиа в музее».

Музей, по его меткому замечанию, это не та вещь не в том пространстве. Кино пересказывает и формирует мифы и догмы общества. В то время как музейное собрание отбирает у кинофильма и зрителей удовольствие от просмотра.

Свою встречу со слушателями Олег Аронсон намеренно начал с конца экспозиции – Президентской площади, где на скамейке сидит бронзовый одинокий Ельцин. Он смотрит на огромный экран, куда в режиме нон-стоп транслируется подборка его фотографий.

– Одиночество Ельцина – это замысел авторов экспозиции, и обсуждать его я не буду, – сказал Олег Аронсон, – но экран для меня – это первый знак кинематографа, а здесь мы видим не кино, а фото. При этом на фотографиях тот же персонаж, который в виде памятника смотрит это слайд-шоу. Памятник – это, как ни крути, культ и почитание. Документ – это знания и история. Фотография отсылает нас к моменту «здесь и сейчас». Но кино не сводится к этим трём вещам. Оно обо всём сразу. Но главное – о впечатлениях. И в этом основное противоречие.

Он отметил, что людей, приходящих сегодня в музей, интересуют не знания, а как раз впечатления. Аффекты – как в кинематографе – фрагмент реальности, внутри которого мы можем находиться. Как в кино, или на съёмочной площадке. И предложил пройти в кабинет президента, где точно воспроизведена кремлевская обстановка, на рабочем столе разложены бумаги, а из чашки с чаем даже идёт пар. Пиджак на спинке кресла. Новогодняя ёлка. Телекамера. С экрана Борис Николаевич раз за разом обращается к жителям России с новогодним поздравлением и прощальными словами – это 31 декабря 1999 года.

После чего участники экскурсии проследовали в «гастроном» – как выразился Олег Аронсон, «из сакрального пространства кабинета президента – в десакрализованное пространство очереди – пространство унижения, пространство дефицита не только продуктов, но и реальности». И здесь впечатления не менее сильные. Хотя и совсем иные, чем в кабинете Ельцина. И это вновь достигается использованием в выставочном пространстве реальных предметов – как в «квартире» по соседству, где звонит домашний дисковый телефон, а на стене висят ходики, которые в начале 1990 годов тикали во многих советских квартирах. Срабатывает эффект узнавания: такая же люстра, такие же кресла, такой же радиоприёмник.

Наконец, остановившись перед экраном, где показывают анимированное письмо Бориса Ельцина Михаилу Горбачёву, философ задался вопросами: зачем это сделано как кино? И можно ли это в полной мере назвать кинематографом? Тем более что бумажный оригинал письма выставлен здесь же под экраном в стеклянной витрине. Но глаз посетителя цепляется за изображение.

– Не знаю, – сам же ответил на свои вопросы Олег Аронсон, – но оно воздействует важнее, лучше и проще – теряет характер документа и переходит в сферу тех самых впечатлений.

«Прошу освободить меня от должности первого секретаря МГК КПСС и обязанностей кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС, – бежит по экрану почерк Ельцина, – прошу считать это официальным заявлением. Думаю, у меня не будет необходимости обращаться непосредственно к Пленуму ЦК КПСС.

С уважением, Борис Ельцин. 12 сентября 1987 г.»

В итоге философ привёл своих слушателей в начало «Лабиринта», с которого, собственно и начинается обычный осмотр музея. И где в каждом разделе экспозиции параллельно с историей семьи Бориса Николаевича рассказывается об истории страны, а на экранах показывают нарезку из кинофильмов, относящуюся к каждому конкретному историческому периоду. Порезанное на короткие эпизоды и склеенное в свободном порядке, кино перестаёт быть кино и превращается в экспонат.

– Вся экспозиция вписана в пространство между двух революций – 1917 и 1991 года. И в бронзовом памятнике Ельцину, откуда мы сегодня начали разговор, противоречие, которое несёт любая революция. Представьте, если бы он сидел не на скамейке перед экраном, а на последнем ряду кинотеатра и смотрел бы не слайд-шоу из фотографий, а кино – пусть даже и про самого себя. Это был бы аттракцион...

– А почему вы считаете события 1991 года революцией?

– Абсолютно убеждён в том, что это была именно революция. Я вообще считаю, что то, что люди называют революцией – это неслучайно. Это указание на то, что эхо Французской революции продолжается. Смещением сословий. Уничтожением несправедливости. Вот эти все законы революции – свобода, равенство, братство – они все там были реализованы. Это было братство во время путча. И даже во время митингов, которые ему предшествовали. Было полное ощущение, что вся страна хочет изменить это всё. Было ощущение солидарности с теми, про кого ты даже подумать не мог, что ты будешь в одной колонне. Там кого только не было у Белого дома. Совершенно разные люди. Простые люди. Интеллигенция. Казаки какие-то. И то, что последовало после этого, было затуханием, исчезновением этого чувства. Для многих разочарование наложило отпечаток на эти события. Но я в этих событиях не разочаровываюсь и уверен, что камертон 90-х надо держать по ним, а не потому, что было потом.

– А когда говорят «лихие 90-е»?

– Да, они были лихие. Но мне кажется, что сейчас годы не менее лихие, а может быть и более…

– Лихие в каком смысле?

– Для меня это очень просто. Советское время было временем сословий. И я, как человек, который закончил математический факультет, не мог пойти в институт философии и заниматься философией, потому что там надо было быть партийным, желательно не евреем. И 90-е это всё смели. Я мог прийти куда угодно! Куда угодно! Мог брать сумку и ехать в Турцию, а мог пойти на нищенскую зарплату в институт философии. А мог на структурную лингвистику. И всё было возможно! Всё было возможно. Другое дело, что это для меня, а другие люди к этому были не готовы. Но жизнь людей тогда заставляла что-то делать. Сегодня, когда ты что-то делаешь, тебя бьют по рукам. Мне кажется, лучше «лихие», когда тебя ситуация вынуждает что-то делать, чем когда тебя бьют по рукам.

– Какими были ваши личные 90-е?

– Думаю, что был среди большого числа москвичей, для которых они были обычными. Несмотря на то, что сейчас они отказываются признавать их обычность – заворожённые всей этой ситуацией путча. Помню всеобщее возбуждение и солидарность. И это больше, чем кинематографические впечатления. Кинематограф в некоторых своих проявлениях иногда даёт нам эмоции, но они не приближаются к ситуации реальной революционной солидарности. Это то, что позволяет мне сочувствовать любым революциям. И я не понимаю людей, которые их боятся.

Лекция-экскурсия философа и киноведа Олега Аронсона прошла в рамках специального проекта «Museum / Media. Понимание медиа в музее» – цикла авторских экскурсий от экспертов в области различных медиа.

Льготные категории посетителей

Льготные билеты можно приобрести только в кассах Ельцин Центра. Льготы распространяются только на посещение экспозиции Музея и Арт-галереи. Все остальные услуги платные, в соответствии с прайс-листом.
Для использования права на льготное посещение музея представитель льготной категории обязан предъявить документ, подтверждающий право на использование льготы.

Оставить заявку

Это мероприятие мы можем провести в удобное для вас время. Пожалуйста, оставьте свои контакты, и мы свяжемся с вами.
Спасибо, заявка на экскурсию «Другая жизнь президента» принята. Мы скоро свяжемся с вами.